Обычно в помещениях люди ориентируются в пространстве, глядя в окна. А когда их нет, то начинается история как с героем Семена Фарады в фильме «Чародеи»: «Людиии! Кто так строит?!». На первом пусковом комплексе ОДЦ ГХК нет окон, и получается примерно как в НИИЧАВО братьев Стругацких — посторонний человек потеряется, каждая дверь заговорена, и работают там с ним — счастьем человеческим.
АНАЛИТИКА
На уроках химии, чтобы определить, что там получилось в пробирке, используют лакмусовую бумажку. Если посинела, значит, щелочь, если покраснела — кислота. В ряде случаев этого достаточно, но не в случае с переработкой ядерного топлива, где замешана четверть таблицы Менделеева. Здесь нужен такой анализ, который позволяет точно сказать, сколько и каких элементов содержится в пробе. Более того, каков изотопный состав этих элементов. Здесь уже химия перерастает в физику, поскольку пробы надо прогнать через масс-спектрометр, который расщелкает их по разным мишеням с точностью до одного нуклона (протона или нейтрона). Скажем так, плутоний-239 и плутоний-240 по весу отличаются одним нейтроном. Во всех химических пробирках они ведут себя абсолютно одинаково, но по физике один живчик, а другой тормоз. Поэтому, если вы делаете ядерное топливо, нельзя сказать — взвесьте мне килограмм плутония, необходимо сказать, с каким изотопным составом. Изотопная смесь, где много Pu-240, это как бензин А-80, а где немного — супердрайв-100. Если вы работаете с такими тонкими вещами, то должны иметь соответствующий измерительный инструмент, который позволяет вам увидеть и оценить, что же у вас получилось в результате ваших гениальных действий. Химики весь этот сложный многозвенный процесс называют одним словом — аналитика. Суть проста: в технологии вы можете сделать только то, что можете измерить. Аналитическая лаборатория первого пускового комплекса Опытно — демонстрационного центра ГХК позволяет измерить химический и изотопный состав любых композиций с точностью до «плюс-минус» пары атомов.
ИЛОН МАСК И 100 МИЛЛИОНОВ ДОЛЛАРОВ
Этой зимой говорить про климатическую катастрофу, как торговать мороженым на улице в крещенские морозы. И тем не менее. Пока Евросоюз строит планы выйти на нулевые выбросы парниковых газов к 2050 году, Илон Маск на днях объявил конкурс с призовым фондом, внимание, 100 миллионов долларов.
Нобелевская премия отдыхает. Номинация одна — создание установки, которая в промышленных масштабах сможет извлекать углекислый газ из атмосферы. Не сокращать выбросы, — это тоже нужно, но уже не спасает, — а просто начинать без затей чистить саму атмосферу. И запустить очистку надо не к 2050 году, а к 2030-му мощностью 6 миллиардов тонн в год. Это уже завтра. Можно считать Маска сумасшедшим миллиардером, который в космос кабриолеты запускает, но нельзя отрицать, что он создает тренды. И какие тренды произрастают из такого конкурса на 100 миллионов долларов?
Одна тонна CO2 — это 1 250 000 кубометров атмосферного воздуха, которые надо прогнать через установку со 100% КПД. Понятно, что, если жечь уголь/газ только для того, чтобы питать вентилятор такой мощности, то мы этого CO2 выбросим больше, чем поймаем. Значит, эту энергетику должна обеспечить безуглеродная генерация. Умножаем эту тонну на 6 миллиардов, которые по расчету Маска будут нужны к 2030 году, и получаем повод для развития атомной энергетики. Далее — в условиях грядущего интереса к строительству АЭС, пусть нового поколения, но на тепловых нейтронах, «топливный» уран-235 быстро становится дефицитом и заканчивается. И в актуальной повестке дня появляется как раз то, чем занимается Горно-химический комбинат — регенерация ОЯТ, МОКС-топливо и плюс быстрый реактор-размножитель типа БН на Белоярке, который превращает «нетопливный» уран-238 в ядерное топливо — плутоний-239. В таком контексте мировых событий, который сегодня вырисовывается, двухкомпонентный замкнутый ядерный топливный цикл Росатома попадает в десятку. И еще жирный плюс — плавучая АЭС, которая решает проблему нераспространения, то есть позволяет не передавать третьим странам в руки атомные технологии, но обеспечивать их чистой энергией. Помните, как атомщики говорили про «энергию будущего»? Так вот, это будущее уже наступает на пятки — «энергия будущего» понадобится человечеству уже через 10 лет. Маск вряд ли читал Ильфа и Петрова, но так и хочется спросить, откуда он знает про Нью-Васюки и почему они у него получаются!? Раз за разом! (На самом деле у Остапа Бендера Васюки превращаются в Нью-Москву, а Москва в Старые Васюки, но народная любовь запомнила то, чего не было, — НьюВасюки). А у наших ура-патриотов так и хочется спросить — и как же это Российская империя XIX века дала такой экстремальный всплеск науки, литературы и музыки мирового значения, находясь под чуждым влиянием французских гувернеров?
КУДЕСНИКИ НА ОДЦ
А тем временем на первом пусковом ОДЦ ГХК не спешат приглашать Маска в комнату новомодного Клабхаус, и даже немножко стесняются собственных достижений. Им говоришь — да у вас же тут можно эге-гей! А они — не-не-не, пока только вот это, по госконтракту. Под «вот этим» подразумеваются НИОКР — научноисследовательские опытно-конструкторские работы. Само название как бы оправдывает — мы тут опытно конструируем, а там что получится. А получается вот что.
На первом этаже ОДЦ располагается аналитическая лаборатория, а вот выше (но это не точно, потому что пока дойдешь, не пойми, где ты находишься: вверх-вниз, налево-направо, вокруг только монолитный железобетон) комплекс исследовательских горячих камер в двух ярусах. Сокращенно ИГК — исследовательские горячие камеры. Эти ИГК, собственно, и производят продукт, который анализируют аналитики. «Горячими» атомщики называют камеры, где «высокое напряжение», то есть мощность дозы излучения, которая может убить, если туда залезть, как, например, напряжение 6 киловольт, если фазу на язык попробовать. Поэтому, все за толстыми стенками и такими же толстыми стеклами. За этими стеклами растворы первой разделанной ОТВС — отработавшей тепловыделяющей сборки ВВЭР-1000. В далеком 1975 году она отработала реакторную сессию на Балаковской АЭС, потом 10 лет отстояла в «мокром» пристанционном хранилище, а потом, в 1985-м, в числе первых была завезена на «мокрое» хранилище ГХК. И вот года три назад ее разделали, волоксидировали, растворили и сделали достоянием НИОКР.
НИОКР проводят две конкурирующие фирмы — ВНИИНМ им. Бочвара и Радиевый институт им. Хлопина. Обе фирмы хотят, чтобы их технология стала базовой для «Большого» ОДЦ. Настоящая война столичных умов, а в эпицентре событий наши, железногорские. Им достается больше всех. Ну, как обычно. Столичные умники (правда, другие) напроектировали всякой теоретической прелести, а нашим переделывать. А потому что нельзя нарушать преемственность поколений — понаставили тут новомодной техники в нелепой компоновке, а оно так не работает. Как кабриолет на летней резине в снегопад прошлого вторника. Но наши кудесники поставили зимнюю резину, накинули крышу на салон, заменили кое-что под капотами, вуаля — девайс готов к работе в радиохимических средах. Особо стоит отметить инновационные дозирующие насосы гравитационного типа. Ну, то есть раствор под действием сил гравитации самотеком поступает откуда надо, куда надо. Проектировщики делали наоборот — снизу вверх и насосами их, насосами, давайте больше деталей, чтобы было чему ломаться. В общем, доработали наши «напильником по чертежу», довели все до ума. Зато теперь ученые не нарадуются — сегодня это, возможно, лучший комплекс, где они могут проверить свои пробирочные разработки в промышленном масштабе. Подобный в мире есть еще только один у французов в Аталанте. А когда появляется такой инструмент, появляются и новые технологии. Для радиохимиков первый пусковой ОДЦ как Большой адронный коллайдер для физиков.
ГХК — 71
Если посмотреть на все это с исторической точки зрения, то нельзя не заметить неудивительную закономерность. Когда за дело тесным коллективом берутся наши специалисты и им никто не мешает, то все происходит на удивление прогрессивно и эффективно. Так было с реактором АДЭ-2, так было с АСУТП радиохимического завода на второй нитке, которую вообще сами собрали и она пошла «с кнопки», сборка телевизоров и даже Кремний — технари-то его запустили и вовсе не так уж плохо, а вот инвесторы накуролесили. В общем, с праздником, Горно-химический комбинат! С 71-м днем рождения! Вы можете все!
Михаил КЛИМОВ
